– И это тоже правильно. Просто… несправедливость очень сильно меня задевает. Ему можно было называть тебя бесплодной. Приволочь какую-то бабу в ваш дом. Теперь просить прощения и надеяться, что ты всё забудешь.

– Он не называл меня бесплодной, – возразила, потому что так и было.

– Ну его мама драгоценная не упускала возможности потоптаться по тебе, – фыркнула Машка. – И он помалкивал и рот ей не затыкал.

А это правда. Лариса Сергеевна особо не церемонилась и выражения не подбирала. И Вадим предпочитал ей не возражать.

Как ни крути, а мы снова и снова возвращались к темам, которые очень меня задевали. Резали буквально по живому. Не давали спокойно дышать.

Но, может, так и надо. Чтобы пережить, пережевать по кругу, вспомнить, подумать и двигаться дальше. Жизнь не заканчивается, если тебя предали. Жизнь продолжается, если тебе изменили.

Вопрос лишь в том, сможешь ли ты не погрязнуть в сомнениях и страданиях?

– Надо оставить прошлое позади, – Машка будто мои мысли прочитала. – Если постоянно оглядываться, это тянет назад. А ещё всё время хочется переписать сценарий. Что было бы, если б ты поступила иначе? Повела себя по-другому? Случилось бы то, что случилось, или нет? Но это бесполезно, Ань. Ты лучшая, не сомневайся в этом. И он это знает. Иначе не пришёл бы и не просил прощения.

Может, и так. Но это не помешало ему спустить пар с другой девушкой. Обесценить всё, что между нами было. И, наверное, мне этого никогда не понять.

Глава 16-1

Рейнер

Она не отпускала. Тянула за собой. Заставляла постоянно о ней думать.

У меня очередной сумасшедший день, а я нет-нет да застывал, прокручивая вчерашний день в голове. Перебирая факты, которые кричали: она не для меня.

У неё своя жизнь. Изломанная, но чужая. У меня свои заботы и проблемы. И ещё одна никак не вписывалась в мой плотный график, где не было места личному.

Она не девочка на ночь. Если бы да, было б проще. Но Анна Майская не из них. Не из тех, кто развлекается от скуки на стороне. Бесится с жиру и находит приключения на задницу.

Но я замирал на миг, когда в моей голове звучало её имя.

Анна. И я видел её глаза.

Анна. И я чувствовал её запах.

Анна. И хотелось плюнуть на всё и позвонить.

Телефон жёг ладонь. Я неосознанно сжимал его. И не потому, что постоянно кому-то названивал или звонили мне. А потому что хотел набрать номер и спросить, как она.

Я гнал от себя мысли о ней. Они меня догоняли и крутились по кругу, как заколдованные.

Она превратилась в наваждение.

Растрёпанная и в вечернем платье. Униженная моим телохранителем, но гордая. Девочка, которой трудно просить даже не для себя.

Строгая и собранная. С гладкой причёской. В светлой блузке и узкой юбке.

Я помнил её изящную ступню, когда она, как Золушка, искала потерявшуюся туфельку.

Я помнил её руки и пальцы – длинные, со скромным неброским маникюром. Всё в ней дышало чем-то таким недоступным. И запретным.

Табу – это когда нельзя. И от этого ещё больше сносит крышу.

Я хотел ею обладать. Трогать. Касаться. Прижимать к себе.

И понимал: это не взаимно.

Мысленно я проводил пальцем по её губам – чуть пухлым, чувственным, манящим. Я ласкал её и целовал – страстно, исступлённо.

Я закрывал глаза – и снова видел её профиль, ощущал её боль, которой она не захотела поделиться.

Наваждение. Отрава. Огненный котёл, куда бы я нырнул не задумываясь.

Я пытался себя обуздать. Уходил с головой в работу. Не всё шло гладко, и требовалось моё внимание и принятие решений, которые никто, кроме меня, сделать не мог.

Но даже сквозь суматоху, через попытки разобраться, кто в очередной раз налажал, я нет-нет да думал о ней.

И нашёл время, чтобы собственноручно выбрать чёртов лингафонный кабинет. И нет. Я делал это не из альтруизма, не для детей. Я делал это для неё.

Под вечер, когда офис перестал бурлить и когда ушли все работники, я сдался.

В пустом кабинете, в полумраке, я стоял у панорамного окна и смотрел на город в сумерках. Ещё неявных, чуть заметных.

Стоял, сжимая телефон в руках, словно мог из него что-то выдавить. Например, моё помешательство.

В конце концов, я могу ей позвонить. Почему нет? Вольно или невольно, я прикоснулся к её истории. Не очень красивой истории.

Я понимал, что не должен. Понимал, что где-то там, рядом с ней – другой высокогорный козёл, которого я даже мысленно не хотел называть её мужем, потому что вряд ли в нём есть что-то мужское.

И это тоже меня тревожило, хоть по всем раскладам – не мне лезть в чужие семьи. Но кое-кого я бы поучил. Не словами, а хорошо поставленным ударом в челюсть. Так, чтоб зубы растерял, а заодно разучился бить тех, кто его слабее.

Глава 16-2

И всё же я позвонил. У меня есть повод.

Томительные гудки звучали слишком громко. Я вёл им отсчёт: один, два, три… пять… семь…

– Да, – услышал я её голос, и кровь застучала в висках.

Я стиснул зубы на миг, чтобы совладать с собой.

– Добрый вечер, Анна.

Голос мой звучал, как обычно, и только я знал, какие демоны меня одолевают.

– Здравствуйте, Илья Эдуардович.

Чуть настороженная. И всё такая же официальная. Далёкая, как звёзды, которых не видно в большом городе. Есть только высотки и постепенно зажигающийся свет в окнах.

– Как вы себя чувствуете?

– Лучше.

Я знал, что толкового разговора не выйдет. Как пассажиры в поезде говорят о погоде, так мы разговаривали вежливо ни о чём.

– Выздоравливайте, Анна. К тому времени, как вы выпишетесь, будет готов ваш лингафонный кабинет. Созвонимся, чтобы согласовать время, когда я смогу вам его передать.

– Спасибо большое, Илья Эдуардович. Я вам очень благодарна. Но, наверное, не стоит со мной согласовывать. Вам нужно обратиться к директору школы, Анне Кондратьевне.

– Анаконде? – невольно вырвалось у меня. – Она директор школы?

Анна закашлялась. Кажется, я сумел её рассмешить. Правда, смеяться открыто она не посмела. Жаль. Я бы послушал её смех.

А ещё лучше – увидел бы её глаза. Посмотрел, как дрожит на её губах улыбка. Она при мне ещё ни разу не улыбалась. А ей, наверное, идёт.

– Да, Анна Кондратьевна Листьева, – произнесла она наконец-то, чуть задыхаясь.

– Ах, вот оно что… – не смог удержаться я от сарказма. – Это она вас надоумила ко мне обратиться? Нет, не говорите ничего. Я и так знаю. А скажите мне, Анна, кому достанется этот чёртов кабинет?

– По идее, моим пятиклашкам, – и такой теплотой повеяло от её голоса, что у меня аж дух захватило. – Они у меня чудесные. Пятнадцать мальчиков и двенадцать девочек. Простите, – спохватилась она, и я снова поморщился, – ну, то есть не только им. Это всё же кабинет. Для всех детей, которых учу я.

– Не извиняйтесь. Я вам вот что скажу, Анна Романовна. Этот кабинет – для вас и ваших детей. Только так, а не иначе. И не мешало бы об этом сказать Анаконде.

Она снова закашлялась, пытаясь скрыть смех.

– Я сам ей об этом скажу. При встрече. Но без вас ничего не состоится, так и знайте. Так что поправляйтесь поскорее.

– Я постараюсь. Спасибо вам ещё раз, Илья Эдуардович.

– Тогда до встречи?

– Да.

И ни один из нас не отключился. Я слушал её дыхание – почти неуловимое. А может, мне так хотелось его слышать, что я всё это придумал.

– Можно вопрос? – услышал я её голос.

– Нужно.

– Когда вы учились в школе, её уже так звали?

– Анаконду? – уточнил на всякий случай. Может, для того, чтобы снова услышать её сдержанный покашливанием смех. – Это я ей придумал прозвище. У нас с ней… очень давние и очень высокие отношения.

Сказал – и отключился. Интрига – неплохой повод для любопытства. Может, в следующий раз она снова захочет о чём-нибудь меня спросить.

В следующий раз?... Да, именно так.