Не знаю, сколько я просидела, пытаясь прийти в себя. Пребывала в какой-то прострации, когда время застывает.

Потом дверца хлопнула. В нос ударил чужой парфюм. Такой же холодный и жёсткий, как его хозяин.

– Итак, Анна Романовна, я вас слушаю, – сказал Рейнер, небрежно бросая сумочку мне на колени. – Не зря же вы следили за мной весь вечер?

И в голове словно что-то щёлкнуло, прояснилось.

– Мне нужен лингафонный кабинет, – произнесла я чётко, как робот. У Рейнера удивлённо взлетели брови.

– Всего-то? И ради этого вы проникли на закрытый приём, бегали за мной, как собачка, не постеснялись даже в мужской туалет зайти?

– Я…не… – мотнула сердито головой, потому что снова блеяла, как беспомощная овца. Впрочем, я такой и была. – Это случайность. Туалет. А так – да. Я учительница английского языка. У меня дети. Пятый класс, – лихорадочно тараторила я. Будто ему интересны все эти подробности. – У нас гимназия с языковым уклоном. Школа, которую вы когда-то заканчивали.

Кажется, он скучал, слушая мою сбивчивую речь. Наверное, только из вежливости не зевал. Лишь на последней моей фразе чуть дёрнулись его брови.

Сколько таких, как я, что-то просили у него подобострастно?

– И что вы готовы дать взамен? – резко перебил он мой словесный понос.

Я задохнулась. Уставилась на него, раскрыв рот. Он же это несерьёзно?.. Или серьёзно?..

– Вечную благодарность за спонсорскую помощь, – отчеканила, как по нотам, понимая, что он сейчас рассмеётся и высадит меня посреди дороги. Вышвырнет прочь, как вшивого котёнка, что случайно попал в богатый дом.

Рейнер смеяться не стал.

– Вам стоило прийти ко мне в офис, а не играть весь вечер роль маньячки.

– Я пыталась, – развела я руками. – На закрытый приём оказалось попасть легче.

– И с чего вы вдруг решили, что мне это интересно? – холодно поинтересовался он.

Ни с чего. Я просто попыталась. Видимо, зря.

– Извините, – пробормотала я, отворачиваясь. Слёзы подступили слишком быстро. Я не справилась. Ни с ними, ни со своей задачей.

Я не хотела при нём реветь. Это унизительно.

– Высади её у ближайшего метро, – голос Рейнера звучал резко, жёстко, неприязненно.

Можно подумать, я ему в карман залезла и пыталась украсть бумажник.

– Это не для меня. Для детей, – не знаю, зачем повторила ещё раз. Может, хотела подчеркнуть: мне лично ничего не нужно.

– Я не глухой, Анна Романовна, – издевательски протянул он моё имя, как жвачку. – Услышал и понял вас с первого раза.

И я не рискнула спросить, каков будет его ответ. И так понятно. Он об этом сказал: ему неинтересно.

Ну, что ж. Я попыталась. И никто не виноват, что Рейнер – непробиваемая дубина. Ему на всё плевать.

Тихий шелест шин. Мягкий толчок. Кто-то (видимо, лакей Рейнера) открыл дверь. Я ступила на тротуар и покачнулась. Машины сразу и след простыл.

– Замечательно, – пробормотала я, сглатывая и разглядывая дыру на колене. Наверное, колготки не выдержали испытания, когда я в гроб на колёсах садилась.

Хорошо хоть сумочка при мне. Предстояло добраться назад и забрать авто. По дороге успеть привести себя в порядок.

Я не представляла, что скажу мужу, если вдруг появлюсь дома в таком виде.

Про то, что скажет мне Анаконда, я старалась не думать.

Глава 7

То маленькое приключение обошлось без последствий. Машке я позвонила, порванные колготки сменила, домой вернулась не поздно. Вадим ещё с работы не пришёл. Так что не пришлось с ним объясняться, где это я пропадала и почему так одета.

Я никогда ничего не скрывала от Вадима. Может, потому, что скрывать было нечего. В этот раз я решила промолчать. Пусть это «приключение» останется моей тайной. О таком лучше не рассказывать. Он бы меня не понял.

И ладно бы ещё моя отчаянная попытка увенчалась успехом… А так – сплошной стыд, позор и задетое самолюбие.

Анаконде я отчиталась, что встретилась с Рейнером, но он не проявил интерес к моей просьбе.

– Плохо, Анна Романовна, плохо, – заявила она жёстко. – Значит, вы были недостаточно убедительны.

«Возьми и попроси сама!» – рвалось с моих губ, но я промолчала.

И вот, спустя два дня, он позвонил сам. Что-то, наверное, в его башке перемкнуло. Я даже гадать не хотела, почему он вдруг решил всё же облагодетельствовать родную школу.

Кажется, с этой мыслью я и уснула.

Мне ничего не снилось – ни плохое, ни хорошее.

Я думала, не сомкну глаз. Думала, что буду плакать. А на самом деле – пустота. Наверное, усталый мозг больше не хотел ни видеть, ни слышать всё то, что я пережила, возвратившись домой в неурочный час.

Утро пришло рано. Но Машка уже встала и гремела чем-то на кухне.

– Привет, – прошлёпала я босыми ногами по линолеуму.

Машка обернулась и покачала головой.

– Хреново выглядишь. Давай в душ – и начнём тебя в порядок приводить.

В ванной комнате я посмотрела на себя в зеркало. Дело даже не в разбитой губе и безобразном синяке, а в моих глазах – потухших и неживых.

После душа меня ждал крепкий кофе и Машка во всеоружии.

– Давай, встряхнись. Сейчас мы тебе такое лицо нарисуем – закачаешься!

У Машки всё получалось легко. Она умела из ничего завтрак приготовить, одним словом подбодрить. Или макияж нанести так, что и в салон ходить не нужно.

Тяжело лишь складывалась её жизнь, о которой она говорить не любила.

Я бы хотела, как она, стиснув зубы, преодолевать препятствия. Справляться с любыми трудностями. Но характер у меня не тот. Слишком мягкий, наверное. И чересчур ранимый.

Я пасовала там, где нужно было бы проявить твёрдость.

– Значит, план такой, Сотникова. Сейчас ты отправишься на работу и оттрубишь все семь своих уроков или сколько там их у тебя. Будешь спокойная и уравновешенная, чтобы ни одна муха не заподозрила, что на душе у тебя хреново. Потом я подъеду, и мы отправимся к тебе домой. Заберём вещи, если ты твёрдо надумала от Вадички уйти. А оттуда я уже тебя к офису подброшу.

– Нет, – покачала я головой, – к Рейнеру мне на четыре. Нам бы туда успеть. Всё остальное – потом. Не сегодня. А ты разве не работаешь?

– Тебе несказанно повезло, – улыбнулась она слишком широко, чтобы я ей поверила. – Я сегодня в ночь. Так что можешь пользоваться мной сколько угодно. В пределах разумного.

Наверное, позвонила и договорилась. Она может.

– Но ночевать тебе придётся одной. И домой добираться тоже в одиночку. Увы, я не смогу забрать тебя из офиса. Ну, разве что ваш деловой разговор с Райдером не затянется.

– Думаю, много времени он не займёт, но ждать меня не нужно. Я справлюсь, – улыбнулась я ей слабо: губа болела, и я боялась, как бы она не треснула. Мне целый день перед детьми стоять и говорить. Но пережить этот день я была обязана.

Из нас двоих Машка всегда была сильнее. И постоянно меня опекала. Но это не медвежья услуга, когда за тебя всё делают, а по-настоящему дружеская поддержка.

Не знаю, что бы я делала, если б оказалась, как вчера, босая, с одной сумочкой, на улице. Я старалась об этом не думать. Нужно идти дальше и не оглядываться.

День прошёл сносно. Я выдержала.

В телефоне – куча пропущенных звонков и смс. Вадим. Но я предпочитала не читать и не включать звук. Я не хочу с ним разговаривать. Да и не о чём. Всё самое главное он сказал вчера.

Я не хотела ни прощать его, ни понимать. Теперь у него будет возможность развлекаться и спускать пар столько, сколько нужно, и никакая скучная жена больше не преграда.

Эти мысли резали меня на части. И да, я не могла отрешиться, забыть, выкинуть из головы ни его слова, ни его поступки.

Любовь не проходит в один миг. Но помимо любви есть ещё гордость и чувство собственного достоинства.

Выпитый утром кофе стоял в горле комом. Меня мутило. Так, что в «окно», я еле добежала до туалета.

Нервы. Дрожащими руками я поправляла макияж – Машка снабдила меня всем необходимым, потому что день длинный. А разбитая губа всё же треснула и кровоточила. Ужасно.