– Стоп! Вот так хорошо. Мне нравится, как вы произносите моё имя.

– Послушайте, Илья, – маленькая победа, крохотная уступка с её стороны, – я очень благодарна вам за всё. Не только за то, что вы сделали для школы, но и…

– Я ещё ничего не сделал для этой чёртовой школы. И – откровенно – вряд ли бы сделал. Я ни разу не переступал её порог с тех пор, как получил аттестат о среднем образовании.

– Неужели всё настолько плохо? – кажется, она мне сочувствовала.

– Не настолько. Но я переступил и забыл. Не был изгоем, непонятым гением. Но и пай-мальчиком меня тоже трудно назвать. Однако, как и многие в том возрасте, я мечтал вырваться и начать иную жизнь. По другим правилам и без душного давления со всех сторон.

– Получилось? – разглядывала она меня, подперев подбородок руками, сложенными в замок.

– Вполне. Я избавился от опеки человека, который не давал дышать, и осуществил мечту. И жалел, что не сделал этого раньше. А чтобы предупредить ваши «но и…», скажу одно: я сделал то, что посчитал нужным. И ничего не потребую взамен. Не мучайте себя. Здесь неуместны угрызения совести, чувство вины, сомнения. Ответьте на один вопрос: как бы вы поступили, если бы видели, что кому-то плохо?

– Я не знаю, отдала бы я последнюю рубашку.

– У меня она не последняя. Далеко не. Так лучше? Ну, и не идёт речь о помощи всем. Это невозможно. А помочь тем, кто рядом, вполне реально. Вы бы сделали это не раздумывая. Я уверен.

– Мне кажется, вы преувеличиваете мои душевные качества.

– Скромность вам к лицу, Анна. И умение преуменьшать собственную значимость – тоже в наличии. Вы определились? – кивнул я на её меню.

– Да, вполне.

Это был очень спокойный ужин. Она меня умиротворяла. Даже беседа на общие темы не напрягала, а наоборот – развязывала узел напряжённости, что не отпускал меня уже которую неделю.

Я бы хотел знать о ней побольше. И поэтому изредка задавал вопросы, подталкивая её к откровенности.

– В какой семье вы выросли?

Не праздный интерес. Часто именно в этом кроется либо слишком много, либо слишком мало. А иногда – чересчур страшно.

– В большой, – эта тема не вызывала в ней плохих эмоций. – У меня и папа, и мама, и трое братьев.

Улыбка её сказала о многом. О теплоте. Любви. Доброте. О благодарности и желании оградить, уберечь от плохого.

– Они не здесь, – добавила она торопливо. – И если бы знали, то помогли бы обязательно. Но я не хочу их беспокоить, понимаете?

Я понимал. И да. Она хотела противостоять всему миру в одиночку.

Отчаянная девочка, способная взять на свои плечи непосильный груз и рухнуть под ним, чтобы погибнуть.

Только я допустить этого не мог. Никак. Она стала мне нужна – эта идеалистка с чистыми глазами. С наивными принципами и верой во всемирную справедливость, которой, как известно, нет и быть не может.

Нужна. Потому что это и мой шанс не заржаветь окончательно. Не потерять остатки того, что ещё не погрязло окончательно в коросте цинизма и равнодушия, жестокости и безразличия к миру и людям, которых я в какой-то момент перестал и чувствовать, и замечать.

Глава 33-1

Анна

Рейнер больше не касался меня. Не считая того жадного, исступлённого поцелуя в машине, он вёл себя очень корректно и цивилизованно. И, может, именно это расположило к нему ещё больше.

С ним легко. С ним надёжно. Я ощущала его негласную поддержку, и это делало меня сильнее и увереннее.

Я вдруг подумала: он не навязывался. Просто был рядом. И по большей части – невидимо. И это не вызывало во мне отторжения. В Рейнере не чувствовалось святости, однако где-то в глубине души он ассоциировался с ангелом-хранителем, который готов был подхватить меня, если я вдруг оступлюсь, споткнусь и стану падать. Он не даст.

После ресторана он подвёз меня до дома.

– До завтра, Анна.

– У вас плохо с «завтра», – слабо улыбнулась я ему. – Каждый раз ваше «завтра» оказывается чуть раньше положенного.

– Вы путаете, – невозмутимо возразил он. Это мои «до встречи» не совпадают, а с «завтра» мы вполне дружим. Завтра – это скоро, до встречи – не всегда. Пойдёмте, я провожу вас.

– Не надо.

– Надо, Анна, надо. Я знаю, что вы умеете давать отпор, но позвольте вас проводить. Для моего же спокойствия. А то не усну, а завтра буду зевать. Как я, по-вашему, буду выглядеть в глазах восторженной публики?

– Главное, не клюньте носом во время вашей прочувствованной речи на полчаса.

– Мне простят, даже если я захраплю.

Я улыбалась. Наверное, до ушей. Мы стояли возле подъезда, и не хотелось с ним расставаться. Не хотелось оставаться наедине со своими мыслями и проблемами, потому что ещё немного – и он останется здесь, а я поднимусь на последний этаж, окажусь снова в своём немного тоскливом мире, где только я и стены. Но позвать его к себе на кофе я не могла.

– До встречи, Илья.

Так приятно произносить его имя…

– Вот, значит, как? – ударил в спину очень знакомый голос. – Вот, значит, как, да, Анна?

Я обернулась. Вадим стоял, как скала. Взбешённый, напряжённый, словно зверь, готовый кинуться и разорвать.

Я невольно поёжилась, вспомнив, как он меня ударил. Неужели это всегда сидело в нём, а я не видела, не понимала?..

– Из дома убежала. На звонки не отвечаешь. Нашла себе получше объект? Может, это не я тебе изменил, а ты мне? Искала повод и нашла?

Я стояла униженная, раздавленная, почти уничтоженная. Некрасивая сцена разворачивалась у Рейнера на глазах…

– В чём дело, любезный? – холодно поинтересовался он.

Его ладонь решительно коснулась моей руки.

– Аня, отойди, пожалуйста, – обратился он ко мне.

– Не надо, Илья, – почти прошептала я, но он только головой качнул и, не колеблясь, сделал шаг вперёд, оттесняя меня за спину.

– Она моя жена! – заявил Вадим. Голос его звенел от ярости. – Иди отсюда, я со своей женой сам разберусь!

Он толкнул Рейнера в грудь. Тот чуть покачнулся.

– Вадим! Прекрати! – попыталась я вклиниться между ними, но Рейнер не дал.

– Аня, пожалуйста, – прорезался в его голосе такой металл, что я попятилась.

Глава 33-2

Он вовсе не походил на того мужчину, что хохотал над моими словами, язвил или вёл лёгкую беседу.

Лицо его стало жестким, скулы обострились, а взгляд буквально диктовал: смирись, поступи по-моему.

Не знаю, испугалась ли я. Скорее, да. Но в тот момент я могла действовать только на инстинктах: подчиняться его голосу, не лезть, отойти в сторону.

– Ты откуда такой взялся? – продолжал разоряться и наезжать Вадим.

Я никогда его таким не видела. Он вёл себя… мерзко. Грязно. Задирался, как уличный бандюган, и продолжал толкать Рейнера в грудь. Тот стоял, не сопротивляясь. Но вся его поза говорила не о подчинении, а о готовности дать отпор.

Они приблизительно одинаковые. Может, Вадим чуть выше, а Рейнер – чуть шире в плечах.

– Давай, давай, вали отсюда! – не унимался мой всё ещё муж.

– Оставь Аню в покое, – это уже Рейнер. Спокойный, как никогда.

– Это я оставь? Да ты оборзел! Это ты давай топай и побыстрее!

Толчок Вадима в этот раз был настолько сильным, что Рейнер пошатнулся и сделал шаг назад, будто специально открываясь для удара. И Вадим не стал ждать – замахнулся.

Рейнер легко поймал его руку и сжал запястье. Вадим пыхтел и багровел, пытаясь вырваться. А я стояла и смотрела на всё это, хлопая ресницами. Не могла взгляд отвести. На меня свалился тот самый ступор, что нередко нападал в пиковых ситуациях. Меня словно парализовало.

– Я бы посоветовал забыть сюда дорогу, – клонил Рейнер Вадима к земле. Тот сопротивлялся и не сдавался. – Забудь, что у тебя была жена. Она больше не твоя.

– Да ты чокнутый! Сам вали подобру-поздорову! – крутился и махал свободной рукой Вадим.